Пионер Советского Союза - Страница 28

— А ты-то откуда знаешь? Проверяла, что ли?

— А я… я забыла.

— Трепло ты, Ленка. Валька так рассказывал интересно, а ты влезла. Сама бы попробовала такое придумать, прежде чем других хаять.

— Да я и не такое ещё придумать могу!

— Можешь? Ничего ты не можешь! Языком просто болтаешь, как помелом метёшь.

— Не могу? Я — не могу?!

— А что, можешь, можешь? Ну, расскажи что-нибудь!

— Ах так, ладно, расскажу вам, питекантропам, кое-что. Только это длинная история, долго рассказывать надо.

— Неважно. Завтра продолжишь.

— Сесть бы где, стоя неудобно.

— Вон, столы пустуют, где днём в домино играют. Пошли туда.

— А дома искать не будут нас?

— Чего нас искать, мы вон, во дворе, в окно выглянул, нас и слышно. А если кто молчит и в темноте не видно, так всегда окликнуть можно. У нас каникулы, чего, хоть до утра сидеть можем.

— Ладно, пошли.

Мы гурьбой подошли к вкопанным в землю лавочкам, расселись на них (на двух парах лавочек, что возле вкопанных рядом столов были), сама Ленка взгромоздилась на один из столов, сложила на коленях руки и, болтая в воздухе ногами, принялась рассказывать:

— Давным-давно, в далёкой, далёкой галактике…

Интерлюдия C

(а в это время в замке у шефа)

[15.07.1940, 07:12 (брл). Окраина Берлина, старый одноэтажный дом]

Хлеб, кусок шпика, две луковицы, пакетик с солью. Всё как всегда. Фрау Марта ещё раз оглядела разложенный на свежей, пахнущей типографской краской, газете обед, собранный ей для своего младшего сына, после чего аккуратно, стараясь ничего не помять и не испачкать, свернула газету в аккуратный свёрток.

Курт уезжает сегодня, возможно, ночевать не придёт, он и сам пока не знает, куда поедет. Куда начальник скажет — туда и поедет. Надо же, как время-то летит! Кажется, совсем недавно фрау Марта качала его на руках и пела ему колыбельные песни, а вот гляди ж ты, вырос как-то незаметно. Работать пошёл. Шестнадцать лет уже, пора. Работник.

Вот и ему теперь обед собирать приходится. Конечно, в дороге покушает где-нибудь горячего, найдёт. Не всё же время они ехать будут, остановки-то у них тоже случаются, хотя бы для того, чтобы воду залить. Ну, а если уж никак еды нормальной не достать, вот тут-то свёрток и пригодится. Шпик свежий совсем, фрау Марта сама его приготовила, он у неё очень вкусный получается, все три сына очень шпик её любят. Младшенькому, Курту, она половину куска в дорогу отрезала, а вторая половина старшему останется. Проснётся — покушает. А то он пришёл сегодня, даже и есть не стал, сразу спать завалился, устал сильно. Адольф её обычно по ночам работает. Правда, что он там, в типографии делает, Марта так и не поняла, хоть Адольф и объяснял ей. Да на что ей это надо? Она и читает-то кое-как, по слогам. Не женское это дело, книжки всякие читать. Книжки мужчины пусть читают, она и без книжек обойдётся. Вон, Адольф пару газет свежих притащил, из числа тех, что они напечатали этой ночью. Так что, фрау Марта читать их будет? Нет, конечно. Одна на растопку пойдёт, а во вторую она Курту покушать завернула в дорогу.

А шпик-то хорош как! Ммм… Жалко, Фриц не попробует, удался шпик в этот раз. Ну, Фрица, наверное, и так хорошо кормят. Он в последнем письме написал, что его перевели на новейший германский корабль, линкор "Бисмарк", чем Фриц очень гордится. Да, Фриц у неё герой. Вот выйдет он на своём корабле в море, так англичане и узнают, кто на самом деле "владычица морей", Англия или Германия. Фриц им ещё покажет…

* * *

[15.07.1940, 08:07 (брл). Берлин, железнодорожное депо]

-…Герр Шильке, я пришёл!

— А, Курт, пришёл?!

— Ага, герр Шильке.

— Так. Вчера Мюллер заболел, придётся тебе подменить его сегодня.

— Хорошо, герр Шильке. Мне куда сейчас?

— С восемнадцатой бригадой поедешь, вместо Мюллера.

— А куда?

— О! За границу поедешь, как большой, понял?! И чтобы вёл себя там прилично. Девок русских не лапай. Ну, без их согласия не лапай, я в виду имел.

— Я… русских? Я в Россию поеду?

— Угу. В Брест пойдёте, через Варшаву. Там вам состав новый прицепят — и обратно. А русские сами уж как-нибудь разберутся с грузом.

— Хорошо, герр Шильке. Идти-то куда мне?

— Ко второму иди, там они грузятся. А Максу скажи, что он проиграл. Не голопятка это, а голомянка. Осёл он, Макс. В Байкале голомянки водятся, а Макс осёл…

* * *

[15.07.1940, 13:21 (брл). Берлин, Принц-Альбрехтштрассе, Главное управление имперской безопасности, внутренний двор]

-…Так что, поджигать, господин группенфюрер?

— Погоди. Мюллер?

— Думаю, ждать дальше бессмысленно. Всё, что только возможно было собрать, мои люди собрали. У одного старичка его экземпляр выкупили аж за семьдесят рейхсмарок. Тот решил, что это раритет будет, раз гестапо скупает. Никак добром отдавать не хотел.

— Он хоть жив остался, старичок-то?

— Ему повезло. Я разрешил до ста рейхсмарок за экземпляр платить, если почему-то конфисковать невозможно.

— А если бы и на сто не согласился?

Мюллер пожимает плечами, разводит руки в стороны и говорит фельдфебелю с объёмистым металлическим ранцем за плечами:

— Поджигай.

Фельдфебель бросил вопросительный взгляд на Гейдриха, дождался кивка, вежливо попросил обоих начальников отойти на несколько шагов назад и поднял трубу, которую до этого держал в руках, опустив её вниз.

Тугая струя пламени вырвалась из ручного огнемёта и мгновенно поглотила лежащую на грязном асфальте кучу газет. "Берлинский вестник автолюбителя", последний номер. Газету Гейдрих закрыл своей властью, редактор-алкоголик поедет лечиться в концлагерь. А весь последней номер только что скрылся в пламени огнемёта. Там сгорело почти всё, что только гестапо смогло найти и либо конфисковать, либо выкупить. Все 2994 экземпляра. При общем тираже в три тысячи экземпляров. Ещё два экземпляра находились сейчас в личном сейфе Гейдриха. Просто так, на всякий случай. Оставшиеся четыре экземпляра, скорее всего, уже погибли. Во всяком случае, люди Мюллера их не нашли…