— И что там интересного?
— Вот, взгляните, — Мюллер достал из папки обрезанный с одного края лист и протянул его Гейдриху. — Во-первых, бумага. Как видите, бумага весьма высокого качества. Однако, по словам экспертов, бумага данного сорта промышленно нигде в Рейхе не производится, и они даже сомневаются, производится ли такая бумага вообще хоть где-нибудь в мире. Возможно, какая-то опытная либо ограниченная партия. Во-вторых, способ печати. Начну с того, что набрать и отпечатать текст столь мелким шрифтом — технически не самая простая задача. Кроме того, текст вообще не отпечатан. То есть, он отпечатан, конечно, но не в типографии. С первого взгляда кажется, что здесь мы имеем дело с типографской печатью, но это не так. Способ нанесения краски на лист не имеет ничего общего с типографским, какой-то совершенно иной, неизвестный нам принцип. Тем же самым неизвестным способом, каким на бумаге воспроизведены буквы, сделаны и иллюстрации. То есть и буквы, и иллюстрации сделаны одним и тем же способом. Фактически, каждая буква тут — не буква вовсе, а крохотный рисунок в форме буквы.
— Как такое может быть?
— Не знаю. Краска, которой сделаны надписи и иллюстрации, всё ещё исследуется, по ней ничего сказать не могу.
— Это всё?
— Нет. Отпечатки пальцев. Конверты брало в руки слишком много людей, там всё глухо. Но на собственно листах кое-где отпечатки пальцев сохранились. Прошу извинить за столь плачевное состояние некоторых листов, группенфюрер. Поиски отпечатков пальцев на бумаге для самой бумаги весьма вредны. Но зато теперь у нас есть кое-что.
— Нашли?
— Да. Есть отпечатки трёх комплектов пальцев. На каждом, абсолютно на каждом листе есть отпечатки пальцев человека, которого мы условно назвали Альфа. Его отпечатки пальцев, как правило, встречаются на нижней и верхней части листа. Такое впечатление, будто он эти листы брал и по одному зачем-то переворачивал.
— Чтобы напечатать текст на тыльной стороне?
— Возможно, я тоже подумал об этом. Второй человек, названный нами Бета, брал в руки одиннадцать листов из восемнадцати. Кроме того, на одном из конвертов уцелел фрагмент отпечатка пальца Беты. Вероятно, именно он бросал конверты в почтовый ящик.
— А третий?
— Отпечатки третьего, Гамма, встречаются только один раз. Зато это очень хорошие и качественные отпечатки пальцев левой ладони. Отчего-то прямо в центре страницы. Он не держал лист, а опирался на него рукой.
— Ваши действия, Генрих?
— Почтовое отделение, куда первоначально попали письма, установили легко. Туда выехала группа. Они пройдут по адресам почтальонов, забиравших письма из почтовых ящиков, допросят их, и попробуют установить, в какой именно ящик бросил письма Бета.
— Вряд ли это получится. Если только он не идиот.
— Это дилетанты, шеф. У нас есть шанс.
— Дилетанты? С такой информацией? Не смешите меня, Мюллер.
— А я утверждаю, что это дилетанты.
— С чего Вы это взяли?
— Возраст. Отпечатки пальцев всех троих — Альфы, Беты и Гаммы — это отпечатки пальцев детей в возрасте от одиннадцати до пятнадцати лет. Вероятнее, двенадцати — четырнадцати…
Ночью я проснулся от запаха дыма. Горит, что-то где-то горит. По причине тёплой погоды, окно мы на ночь не закрывали, и сначала я подумал, что горит на улице. Но нет, что-то как-то слишком сильно дымом несёт. Я аккуратно выпутался из Вовкиных объятий, подошёл к двери и на всякий случай выглянул в коридор. Мама! Да там всё в дыму!
— ПОЖА-А-АР!!! — немедленно изо всех сил заорал я.
Включив свет в нашей комнате, увидел, как батя резко вскочил с кровати, как мамка села и ошарашено смотрит по сторонам, как Вовка, улыбаясь во сне, всё так же продолжает обнимать мою подушку. Плевать он хотел на любые пожары.
А Ленка? Ленка где? Она на Вовкиной кровати спала, а сейчас её там нет. Платье её старорежимное на стуле висит, чулки её валяются (один на полу), а её самой нет. Куда делась?
В коридоре захлопали двери, послышались возбуждённые голоса соседей. Дядя Серёжа сказал, что нужно выключить свет, так полагается при пожаре, огонь ведь может провода повредить и лучше их заранее обесточить. Быстро погасили свет в коридоре и комнатах. Я в нашей комнате тоже свет погасил на всякий случай. Батя полез в шкаф за керосинкой, мама подошла ко мне, а Вовка повернулся на другой бок.
Тут батя зажёг керосинку, стало светло. Ну, не так светло, как при электрическом свете, но всё равно лучше видно. В принципе, уже светает, в комнате и так серый свет был, но в коридор без освещения не пойдёшь, там-то окон нет.
Вышли мы все втроём в коридор, другие соседи тоже стали подтягиваться потихоньку. Тётя Зина с керосинкой, как у нас, дядя Серёжа с канделябром аж о пяти свечах. Так что горит-то? Откуда дым идёт?
Смотрим, вроде как с кухни дымом тянет. Но огня не видно пока нигде. На кухне кашляет кто-то и ещё звуки непонятные, вроде шипения. Зашли на кухню, там в дыму всё. Дым клубами в открытое настежь окно вываливается. Впрочем, достаточно быстро мы поняли, что пожара никакого нет и не было, а потому можно свет включить. Включили. Нда, картинка.
Дверца печки распахнута, изнутри валит дым. На железном листе рядом с печкой валяется в грязной луже и всё ещё слабо дымится одно мокрое полуобгорелое полено. Печь вся в воде, вода пополам с сажей густой жижей у неё из топки медленно стекает и расползается по полу. Лужа же на полу уже, пожалуй, половину кухни занимает. И в этой самой луже, прямо в наиболее грязной и глубокой её части рядом с плитой стоит на коленях, отчаянно кашляет и чёрными руками размазывает по грязным щекам обильные слёзы Ленка. Она в саже и копоти с ног до головы перепачкалась. Волосы у неё тоже в саже. А уж на что ночная рубашка похожа, словами и не передать. А ведь ей с вечера чистую дали, тётя Зина принесла, это её дочери рубашка.